ПОКАЗАТЕЛЬ КАЧЕСТВА ЖИЗНИ КАК КРИТЕРИЙ ПОДДЕРЖИВАЮЩЕЙ ТЕРАПИИ ПРИ АЛКОГОЛЬНОЙ ЗАВИСИМОСТИ (обзор)

А. В. Бараненко

* Публикуется впервые

Согласно отчёту ВОЗ за 2002 г., в мире возросло потребление алкоголя, преимущественно в развивающихся странах; наиболее велик уровень потребления алкоголя в Европе и Северной Америке [1].

В настоящее время в Украине насчитывается (по данным МОЗ Украины на 2003 г.) около 670 тыс. лиц, зависимых от алкоголя [2]. По данным на 2001 г., среди трудоспособной части населения страны процент алкогользависимых составил 8,80% [3]. При относительно стабильном количестве лиц, зависимых от алкоголя, количество случаев синдрома отмены алкоголя с делирием в период с 1990 по 2000 гг. выросло примерно в 2 раза, что косвенно свидетельствует о росте алкогольных расстройств [4]; по экспертным данным, около 2 млн. находятся в стадии предзависимости [5]. Помимо этого, отмечается патоморфоз алкогольной патологии в сторону утяжеления клинической картины заболевания [4, 6]. Всё это делает актуальным поиск новых решений в сфере лечения и профилактики состояний алкогольной зависимости.

Модель алкогольной зависимости, включающая в себя элементы социальных, психологических и биологических факторов, впервые была сформулирована в 1795 г. [7]. В настоящее время наиболее приемлемой точкой зрения в наркологии считается биопсихосоциальный подход, рассматривающий наркопатологию как результат сложного взаимодействия биологических, психологических и социальных факторов [8].

Одним из методологических подходов, оценивающих влияние на пациента биологических, психологических и социальных факторов, является изучение показателя качества жизни, до настоящего времени не нашедшее широкого применения в отечественной наркологии.

Использование понятия качества жизни, в отличие от традиционной тенденции, оценивает болезнь человека не только как физический ущерб, но и как комплекс проблем, включающих эмоциональное, социальное и финансовое благополучие [9]. Чаще всего изучение показателя качества жизни используется для изучения и оценки эффективности социального функционирования индивидуума [10].

Впервые термин «качество жизни» используется в «Annals оf Internal Medicine» за 1966 г., в статье, посвящённой проблемам трансплантационной медицины [11].

ВОЗ определяет качество жизни как восприятие человеком своей позиции в жизни, в том числе физического, психического и социального благополучия, независимости, качества среды, в которой он живёт, степени удовлетворённости конкретным уровнем жизни и другими составляющими психологического комфорта [12]; показатель удовлетворённости пациента различными сферами жизни и её «комфортности» [13].

Подобный подход охватывает не только динамику заболевания, но и психологическое взаимодействие с микро- и макросоциумом, собственное отношение к себе и окружающим, возможности реализации, полноценное социальное функционирование, что является особенно важным в психиатрии [10, 14, 15]. Основные параметры, оцениваемые при исследовании качества жизни — благополучие/удовлетворённость, функциональное состояние и условия среды, социальные и материальные условия жизни [12].

В украинской психиатрии в настоящее время сформулирован постулат о том, что главным принципом медицинской помощи в целом, и особенно в психиатрии является улучшение качества жизни самих больных и их семей [16].

ВОЗ на сегодняшний день всё большее внимание уделяет вопросу применения концепции о качестве жизни в следующих аспектах: для планирования клинической помощи пациентам; в качестве критерия оценки результата научных исследований в области клинических испытаний и исследований служб здравоохранения; для оценки потребности населения в службах охраны здоровья; для подготовки медицинского персонала; для лучшего понимания клиницистами своих пациентов [9, 13, 17–21].

В сфере охраны психического здоровья требуется широкая и многомерная концепция качества жизни, которая позволила бы оценить и повысить различные жизненные параметры пациентов [9].

Существуют отдельные исследования, посвящённые многомерной оценке самих методов оценки качества жизни и особенностей их применения [20, 22].

Существуют различные подходы к оценке качества жизни. В соматической медицине широко применяются следующие методики: шкала Карновского, индекс благополучия Кэмпбелла, лестница Кэнтрила, Ноттингемский профиль здоровья, профиль воздействия болезни, индекс общего психического благополучия [13], «Шкала качества благополучия» [23], анкета TEAQV (Tableau d’evaluation assistee de qualite de vie) [25].

Наибольшей популярностью пользуются подходы, предлагаемые для оценки качества жизни ВОЗ — опросник КЖ-100 и шкала SF-36 (36-item Medical Outcome Study Short-Form Health Survey — MOS-SF-36) [24]; наряду с этим часто используется метод оценки качества жизни, разработанный в 1999 г. J. Mezzich et al. [9, 26].

В психиатрической практике выделяют ошибочность в самооценке качества жизни, обусловленную аффективными расстройствами, когнитивными расстройствами и искажённым восприятием реальности. В связи с этим существует мнение о необходимости дополнения субъективной оценки качества жизни больным объективными данными [19].

Существует определение качества жизни как «расхождение между ожиданиями и достижениями человека» [19]. Использование психоактивных веществ — самое доступное среди средств реализации кратковременной гармонии, но в более долгосрочной перспективе это создаёт порочный круг, предполагающий тотальное ухудшение жизненной обстановки [27].

Взаимосвязь между злоупотреблением психоактивными веществами и качеством жизни очевидна, поскольку «как и другие хронические заболевания, употребление алкоголя и наркотиков сильно влияют на качество жизни» [28]. С другой стороны, психоактивные вещества могут рассматриваться потребителем как благо [8].

Показатель качества жизни у больных наркологического профиля имеет свои особенности, обусловленные резко сниженным уровнем самооценки и самоуважения, рассогласованием между самооценкой и уровнем личностных притязаний, нарушением мотивационно-потребностного уровня психической деятельности [29].

Оценка качества жизни включает показатель духовной реализации, что для большинства пациентов практически тождественно религиозности. В исследованиях, предпринятых с целью определения взаимосвязи параметров религиозности с риском возникновения расстройств, связанных с приёмом психоактивных веществ, сделан вывод о том, что религиозность в определённой мере является фактором антириска при этих расстройствах [30].

Рассмотрим существующие работы, посвящённые качеству жизни у алкогользависимых лиц.

Существует ряд исследований, в которых с точки зрения распространённости злоупотребления алкоголем понятие «качества жизни» рассматривается как производное от экономического положения тех или иных слоёв населения [31], в частности, в развивающихся странах [32], либо же «качество жизни» противопоставляется определённым экономическим тенденциям [33].

В 1999 г. на последней международной конференции, посвящённой вопросам качества жизни в медицине, было отмечено, что из 442 сообщений только 4 затрагивали проблемы лиц, зависимых от алкоголя [34].

В 1994 г. R. Longabaugh et al. предприняли исследование с целью изучить негативные последствия употребления алкоголя в сфере качества жизни, мотивируя это тем, что доступные методы, оценивающие потребление алкоголя, не отражают весь спектр изменений, вызванных алкогольной зависимостью. В работе указывается, что влияние потребления алкоголя на качество жизни может быть с точки зрения обследуемого позитивным или негативным. Также сделан вывод о необходимости тщательного изучения влияния лечения на различные параметры качества жизни [35].

В 1998 г. опубликованы результаты исследования, в котором рассматривается вопрос о надёжности и валидности методов оценки качества жизни при исследовании психосоциальных нарушений у лиц, зависимых от алкоголя. Параметры качества жизни сравнивались с показателями шкалы депрессии Гамильтона, опросника выраженности алкогольной зависимости и индекса выраженности злоупотребления. Согласно полученным данным, показатели субъективного качества жизни у лиц, зависимых от алкоголя, в сфере психологического благополучия и исполняемых ролей, были ниже, чем в общей популяции. При этом в сфере выполняемых функций и физического благополучия показатели качества жизни существенно не отличались [36].

Addiction Severity Index (ASI) также использовался для оценки качества жизни. По различным сферам оценки коэффициент корреляции между данными ASI и TEAQV был определён от > 0,750 (сфера психологического благополучия, профессиональная деятельность) до 0,341 (семейные взаимоотношения) [25].

Группа немецких авторов провела сравнительное исследование групп пациентов с зависимостью от алкоголя, разделённых по частоте обращения за помощью. Результаты их исследования показали, что субъективное качество жизни у лиц, которые обращались за помощью более 3 раз в год, существенно не отличалось от контрольной группы пациентов, обращавшихся за помощью раз в год и реже [37].

Авторы из госпиталя Род-Айленд (США) провели исследование качества жизни среди большой группы лиц с зависимостью от алкоголя и других психоактивных веществ. Сделан вывод о том, что влияние употребления психоактивных веществ на оценку физического благополучия и выполняемой роли низко [28] — является ли это следствием снижения возможности к адекватной самооценке либо же действительно в исследуемой группе употребление психоактивных веществ существенно не влияло на упомянутые параметры качества жизни.

J. A. Welsh, D. G. Buchsbaum, C. B. Kaplan [38] исследовали качество жизни у пациентов городских госпиталей, имеющих проблемы, вызванные употреблением алкоголя, или не имеющих подобных проблем. Было установлено, что у лиц, злоупотребляющих алкоголем, показатель качества жизни ниже. В статье также поднимался вопрос о влиянии на качество жизни антиалкогольного лечения.

В Польше [39] среди военнослужащих предпринято исследование, целью которого было определить влияние злоупотребления алкоголем на качество жизни в зависимости от тяжести зависимости. Было подтверждено предположение, что качество жизни снижается вместе со степенью злоупотребления алкоголем. Аналогичные данные приведены K. L. Kraemer et al. [40] и J. H. Foster et al. [41].

Существует исследование качества жизни у алкогользависимых женщин с учётом возможного влияния депрессивной симптоматики. Результаты — депрессивный синдром на фоне алкогольной зависимости ещё более снижает субъективную оценку качества жизни [42].

О возможности прогнозирования вероятности рецидивов у лиц, зависимых от алкоголя, используя оценку показателя качества жизни, свидетельствуют исследования, в которых оценивается качество жизни у больных, находившихся на наблюдении после проведённого противоалкогольного лечения. Согласно полученным данным, улучшение качества жизни в ремиссии было более выраженным, нежели ухудшение данного показателя в случае рецидива. При этом в случае рецидива отмечалось достоверное ухудшение сфер настроения/аффекта, общественной поддержки и ролевых функций на работе и в повседневной жизни [43]. H. Rudolf и S. Priebe [44] была проведена оценка качества жизни группы женщин, страдающих алкогольной зависимостью. Через 6 месяцев в повторном исследовании проводилась оценка частоты рецидивов. Сделан вывод, что показатели субъективной оценки качества жизни могут быть предикторами рецидива. Аналогичное упоминание можно найти и у J. H. Foster et al. [41].

Как любое хронически-рецидивирующее состояние, отличающееся прогредиентностью [4], сформировавшаяся алкогольная зависимость требует изменения стиля жизни и психологически контролируемых ограничений [45], что влияет на все сферы жизненной деятельности пациента, определяющие качество его жизни. Главная задача при лечении сегодня — это стабилизация ремиссии и профилактика раннего рецидива [46, 47], что зависит от множества социально-демографических, личностно-психологических и клинических факторов. Такой важный показатель, как мотивация к лечению определяется совокупностью факторов, в том числе и наличием терапевтических ремиссий после предыдущего лечения [48].

Ремиссия, согласно современным представлениям, это такой этап течения хронического заболевания, когда проявления болезни в значительной форме или полностью исчезают, но продолжают существовать в скрытой форме, будучи готовыми проявиться при соответствующих условиях [49].

Значительное число авторов считает, что у части больных удаётся сформировать состояние «контролируемого употребления» алкоголя [50]. С позиций классической наркологии эти работы не выдерживают критики, так как в них чаще всего обследуются пациенты, находящиеся в предболезненной стадии.

Что касается сроков начала ремиссии, приводятся следующие точки зрения: либо длительность ремиссии следует исчислять с первого дня отказа от алкоголя, либо же промежуток времени, о котором можно говорить как о ремиссии, должен быть не менее одного месяца, так как только за это время исчезают явления массивной алкогольной интоксикации [49].

Констатация ремиссии не исключает наличия у пациента тех или иных психопатологических проявлений. Большинство исследователей рассматривают ремиссии как динамические состояния со свойственными им закономерностями развития [51, 52, 53].

Выделены определённые этапы, стадии или фазы в течении ремиссий [51–55]. В. Я. Гальперин [54] описывал этап становления ремиссии (5–6 мес.), неустойчивой ремиссии (1–2 года), этап стабильной ремиссии (3–5 лет) и этап глубокой ремиссии (более 5 лет полного воздержания от алкоголя).

В большинстве случаев ремиссии при алкоголизме возникают в результате терапевтических воздействий («терапевтические ремиссии»); «спонтанные ремиссии» могут вызываться такими факторами, как эмоционально-шоковый, фактор социального контроля [51]. Наличие в анамнезе спонтанных ремиссий считается благоприятным прогностическим фактором [49].

Данные о продолжительности ремиссий у алкогользависимых лиц весьма противоречивы и зависят от применяемого метода лечения; ремиссия может составлять 10–15 лет [57]. Но и тогда следует говорить о болезни в стадии ремиссии.

Большинство авторов сходятся на том, что длительная ремиссия достигается путём дополнительного лечения [56], поскольку данные исследований наглядно демонстрируют недостаточную надёжность улучшения состояния пациентов после поведения противоалкогольной терапии [49]. Результатом отступления от этих правил является большое количество рецидивов, возникающих в первое полугодие после завершения лечения.

Рецидивы алкоголизма — это возобновление злоупотребления алкоголем в период ремиссии с возвратом симптоматики, характерной для хронической алкогольной интоксикации [49]. При этом о рецидиве правомерно говорить только спустя 1–2 месяца после завершения противоалкогольного лечения [58]. Обострение заболевания может произойти и через значительный интервал времени [57].

При возникновении рецидива возобновляется вся сумма нарушений [58], требующая для своего устранения комплекса воздействий, как это бывает необходимо в любой лечебно-восстановительной программе, предназначенной для больных алкоголизмом [49].

Предотвращение рецидивов непосредственно связано с проблемами продлевания и углубления ремиссий, оно также включает в себя комплексы биологических, психологических и социальных моментов [49], что соответствует основным составляющим понятия качества жизни. Естественно, что для успешной профилактики рецидива требуется выяснение главной причины, могущей его обусловить. Для каждого этапа ремиссии характерны определённые провоцирующие рецидив факторы [49]; также выделяются случайные факторы, не поддающиеся прогностической оценке [59].

Во многих исследованиях задачей ставилось динамическое исследование тех или иных факторов рецидива, чаще всего — патологического влечения к алкоголю [60].

Возникновение рецидива предполагает незамедлительное проведение лечебных мероприятий, направленных на прерывание алкоголизации пациентов. В этом случае используются все средства для проведения активного противоалкогольного медикаментозного лечения [57].

Насущной потребностью медицины и наркологии в частности является возможность прогноза исхода проводимой терапии и вероятности развития рецидивов заболевания на как можно более ранних стадиях лечения [59].

Среди факторов прогноза имеются статические (неизменные) факторы и динамические факторы (например, уровень ситуативной тревожности). Перспективным представляется выявление именно динамических факторов прогноза, а также изыскание средств и способов их коррекции [59].

На данный момент существуют различные подходы к прогнозированию результатов лечения при алкогольной зависимости. Приведены данные по разработке и апробации методики экспресс-оценки установки на трезвость при алкоголизме (МЭОСУТ) [61]; разработана «Прогностическая карта ремиссий при алкоголизме», включающая 150 признаков, отражающих анамнестические сведения о больном и его социально-психологическую характеристику, а также клинические и социально-психологические данные [49].

Эффективность лечения больных алкоголизмом во многом определяется внебольничным амбулаторным наблюдением и поддерживающей терапией, направленной на предотвращение рецидивов заболевания. Продолжительность поддерживающей терапии обычно составляет до 5 лет. Большинство [7, 57] указывают на длительность периода лечения лиц, зависимых от алкоголя.

Лечение алкогольной зависимости предполагает биологические, психологические и социальные вмешательства и преследует две цели: прекращение пациентом употребления алкоголя и психосоциальную реабилитацию самого больного и членов его семьи. Другое определение задач терапии алкогольной зависимости — снижение или устранение стремления к употреблению алкоголя и уменьшение причиняемого им вреда [62].

Психосоциальные методы лечения помогают больным значительно сократить потребление алкоголя или сохранять трезвость, однако от 40 до 70% больных возобновляют его употребление в течение первого года после лечения [63]; эффективность терапии этого заболевания продолжает оставаться недостаточной. Возможно, именно это обстоятельство обусловило интенсивные поиски новых подходов к лечению алкогольной зависимости, основанных на применении различных фармакологических средств [64].

В большинстве исследований, в которых изучается лекарственная терапия алкоголизма, оцениваются продолжительность периода воздержания алкоголя (время до рецидива); уменьшение количества потребляемого алкоголя, оцениваемое по количеству дней употребления алкоголя или количеству стандартных доз алкоголя, употребляемых в сутки. Воздержание от приёма алкоголя является наиболее строгим критерием эффективности, а потому предпочтительным, однако сокращение употребления алкоголя может также привести к снижению болезненности, связанной с алкоголизацией [62].

В исследованиях, построенных по другому принципу, к участникам не предъявляется требование воздерживаться от употребления алкоголя до начала испытания, оценивается стимуляция к воздержанию от алкоголя, а не устойчивость абстиненции [65].

Фармакотерапия лиц с алкогольной зависимостью повышает качество лечения, снижая тем самым заболеваемость и смертность, и повышая качество жизни [62]. Однако вопрос остаётся открытым в отношении оптимальных дозировок препаратов, продолжительности лечения, а также индивидуальных показаний для конкретных лекарственных средств.

Сегодня не вызывает сомнений тот факт, что основная мишень — стержневое расстройство синдрома зависимости — патологическое влечение к алкоголю [46]. Уменьшение патологического влечения ассоциируется с более продолжительной ремиссией [66, 67].

В настоящее время отмечаются следующие тенденции в фармакотерапии алкогольной зависимости: снижать патологическую тягу к алкоголю и психологическое напряжение и таким образом уменьшать потребность в алкоголе [68]; замещать алкоголь и смягчать симптомы длительного абстинентного синдрома.

Существует предположение [62, 65], что два или более препарата с различным механизмом действия, назначаемые вместе или в определённой последовательности, могут давать дополнительный синергический эффект в терапии алкогольной зависимости; комбинирование различных препаратов при лечении больного является, по-видимому, наиболее перспективным подходом [65].

Рассматривая вопросы о направленности поддерживающей терапии у алкогользависимых лиц, нельзя не упомянуть о возникающих при решении подобных проблем этических аспектах. До последнего времени в отечественной практике вопросы этики практически не рассматривались. Вместе с тем совершенствование этических отношений может быть существенным резервом повышения эффективности наркологической помощи [69].

Основные принципы биомедицинской этики, такие как принципы автономии, непричинения вреда и благодеяния, требуют учитывать нравственные ценности больного, который в сложившейся ситуации сам выбирает для себя приоритеты в триаде: жизнь, здоровье, автономия (самоопределение, свобода, самовыражение). Гипертрофия идей полезности может привести к тому, что интересы больного могут быть принесены в жертву интересам общества. С другой стороны, автономия не должна принимать характер своеволия [70].

Все эти вопросы находятся в соответствии с критерием качества жизни. Исследуя качество жизни у алкогользависимых лиц в процессе лечения, можно попытаться ответить на вопрос: насколько проводимое лечение соответствует этическим критериям, не происходит ли в процессе лечения грубое навязывание больному чуждых ему норм, что в конечном счете может влиять на мотивацию к лечению и формирование отношений с врачом, необходимых для успешного исхода проводимой терапии.

Несмотря на то, что критерий качества жизни широко признан в современной медицине, в том числе является одним из критериев, применяющихся в медицине, основанной на доказательствах (evidence based medicine), в доступной литературе ссылки на исследования, в которых критерий качества жизни используется для оценки проводимой терапии у алкогользависимых лиц, единичны.

Группой исследователей использовался Нотттингемский профиль здоровья, совместно с методами объективизации потребления алкоголя, для ретроспективного сравнения двух методов психокоррекции злоупотребления алкоголем [71]; проведены исследования эффективности акампросата; оценивались сроки воздержания от алкоголя в течение 24 недель, а также качество жизни (по шкале SF-36). Авторы обнаружили улучшение качества жизни у больных, получавших акампросат в сочетании с психотерапевтическими программами, на основании чего сделан вывод о целесообразности исследуемой терапии [72].

Коротко подводя итоги, можно заметить, что критерий качества жизни, наряду с традиционными методами исследования, может стать информативным критерием в оценке проводимой поддерживающей терапии; с его помощью можно добиться оптимизации лечения, и первую очередь воздействовать на такие традиционно проблемные для наркологии показатели, как мотивация к лечению и установление сотрудничества между врачом и пациентом. Вместе с тем целесообразно исследование качества жизни ближайшего окружения больного и подбор оптимальных и наиболее информативных методик исследования качества жизни.

Литература

1. Живя рискованно: Отчёт Всемирной Организации здравоохранения за 2002 г. (Living dangerously: The World Health Report). — Brundtland: Globe, 2002. — № 4. — С. 3–4.
2. Соціально-економічні проблеми ВІЛ/СНІДу, наркоманії та алкоголізму в Україні та шляхи їх розв’язання: Інформаційний дайджест з алкогольних та наркотичних проблем // Алкоголь та наркотики в Україні. — С. 11–12.
3. Мінко О. І., Лінський І. В., Болотова З. М., Артемчук А. П., Мусієнко Г. О., Маркозова Л. М. Деякі епідеміологічні параметри вживання алкоголю та наркотиків в Україні // Актуальні питання неврології, психіатрії та наркології у світлі концепції розвитку охорони здоров’я населення України. — Тернопіль: Укрмедкнига, 2001. — С. 555–559.
4. Минко А. И. Современные подходы к диагностике и лечению алкоголизма // Международный медицинский журнал. — 1997. — Т. 3, № 3. — С. 87–90.
5. Ван Амеронтен Б. Алкоголь та наркотики. Інформація про вживання та зловживання. — К.: Сфера, 1998. — 80 с.
6. Сосин И. К., Куприенко И. В., Куприенко И. Ф. Влияние финлепсина на продолжительность и качество ремиссий у больных с запойной формой алкоголизма // Архів психіатрії. — 2000. — № 3–4. — С. 70–72.
7. Фридман Л. С., Флеминг Н. Ф., Робертс Д. Х., Хайман С. Е. Наркология. — Пер. с англ. — М.–СПб.: Бином–Невский проспект, 1998. — 318 с.
8. Ван Дер Берг К., Бувальда В. Учебное пособие по наркологии для врачей-стажёров. — Минск: Интеракт, 1997. — 121 с.
9. Марута Н. А., Панько Т. В., Явдак И. А., Семыкина Е. Е., Колядко С. П., Каленская Г. Ю. Критерий качества жизни в психиатрической практике / Под общ ред. Н. А. Маруты. — Харьков: РИФ Арсис ЛТД, 2004. — 240 с.
10. Марута Н. О., Бахтєєва Т. Д., Панько Т. В. Особливості показника якості життя у жінок, хворих на невротичні розлади // Український вісник психоневрології. — 2003. — Т. 11, вип. 4. — С. 65–68.
11. Elkinton J. Medicine and the quality of life // Annals Int. Med. — 1966. — Vol. 63. — P. 711–714.
12. Полывяная М. Ю. Оценка качества жизни психически больных // Архів психіатрії. — 2002. — № 2. — С. 5–9.
13. Абрамова И. В. Качество жизни пациентов общепсихиатрического отделения // Журнал психиатрии и медицинской психологии. — 2000. — № 1. — С. 42–46.
14. Chishom D., Stewaut A. Вопросы экономики и этики психиатрической помощи: традиции и компромиссы // Обзор современной психиатрии. — 1999. — Вып. 4. — С. 8–10.
15. Виноградова Л. Н. Потребители психиатрических услуг // Материалы XIII съезда психиатров России (10–13 октября 2000 г.). — 2000.
16. Марута Н. О., Панько Т. В., Явдак І. О., Семікіна О. Є., Стаднік А. В. Показник якості життя у хворих на афективні розлади та його динаміка в процесі лікування // Український вісник психоневрології. — 2002. — Т. 10, вип. 2. — С. 113–114.
17. The WHOQOL Group. The World Health Organization Quality of Life assessment (WHOQOL): position paper from the World Health Organization // Soc. Sci. Med. — 1995. — Vol. 41. — P. 1403–1409.
18. Скворцова В. И., Стаховская Л. В. Современные методы доказательной медицины // Журнал неврологии и психиатрии им. С. С. Корсакова. — 1997. — Вып. 8. — С. 32–34.
19. Katscing H. Насколько полезна концепция качества жизни в психиатрии? // Обзор современной психиатрии. — 1998. — Вып. 1. — С. 30–38.
20. Scott D. L., Garrood T. Quality of life measures: use and abuse: Baillieres Best Pract. Res. // Clin. Rheumatol. — 2000. — Vol. 14, № 4. — P. 663–687.
21. Deyo R., Carter W. Strategies for improving and expanding the application of health status in clinical settings // Med. Care. — 1992. — P. 30.
22. Joyce C. R. Use, misuse and abuse of questionnaires on quality of life // Patient Educ. Couns. — 1995. — Sep. 26. — 1–3. — P. 319–323.
23. Kaplan R., Bush J., Berry C. Health status: types of validity and the index of well-being // Healh Serv. Res. — 1976. — № 11. — P. 478–507.
24. Ware J. E. The MOS 36-item Short-Form Health Survey // Med. Care. — 1992. — № 8. — P. 473–483.
25. Grabot D., Martin C., Auriacombe M., Tignol J. Assisted evaluation scale of quality of life // Encephale. — 1996. — Vol. 22, № 3. — P. 181–185.
26. Mezzich J. E., Cohen N., Liu J., Ruiperez M., Yoon G., Igbal S., Perez C. Validization an efficient quality life index // Abstracts XI World Psychiatry Congress «Psychiatry on new Thresholds». — Hamburg, 1999. — P. 427–428.
27. Calman K. C. Quality of life in cancer patients — an hypothesis // J. Med. Ethics. — 1984. — Vol. 10. — P. 124–127.
28. Stein M. D., Mulvey K. P., Plough A., Samet J. H. The functioning and well being of persons who seek treatment for drug and alcohol use // J. Subst. Abuse. — 1998. — Vol. 10, № 1. — P. 75–84.
29. Коваленко В. М., Грецов В. Г., Блинов О. Ю. Психологическая работа с наркозависимыми в условиях стационара // Український вісник психоневрології. — 2002. — Т. 10, вип. 1. — С. 259.
30. Kendler K. S., Liu X. Q., Gardner C. O., McCullough M. E., Larson D., Prescott C. A. Dimensions of religiosity and their relationship to lifetime psychiatric and substance use disorders // American Journal of Psychiatry. — 2003. — Vol. 160, № 3. — P. 496–503.
31. Nemtsov A. V. Alcohol-related human losses in Russia in the 1980s and 1990s // Addiction. — 2002. — Vol. 97, № 11. — P. 1413–1425.
32. Saxena S. Alcohol, Europe and the developing countries // Addiction. — 1997. — Vol. 92, Suppl. 1. — P. 43–48.
33. Craplet M. The role of non-governmental organizations // Addiction. — 1997. — Vol. 92, Suppl. 1. — P. 103–108.
34. Foster J. H., Powell J. E., Marshall E. J., Peters T. J. Quality of life in alcohol-dependent subjects — a review // Qual. Life Res. — 1999. — Vol. 8, № 3. — P. 255–261.
35. Longabaugh R., Mattson M. E., Connors G. J., Cooney N. L. Quality of life as an outcome variable in alcoholism treatment research // J. Stud. Alcohol. — 1994. — Vol. 12, Suppl. — P. 119–129.
36. Daeppen J. B., Krieg M. A., Burnand B., Yersin B. MOS-SF-36 in evaluating health-related quality of life in alcohol-dependent patients // Am. J. Drug Alcohol Abuse. — 1998. — Vol. 24, № 4. — P. 685–694.
37. Richter D., Venzke A., Settelmayer J., Reker High rates of inpatient readmissions of alcohol addicted patients — heavy users or chronically ill patients? // Psychiatr. Prax. — 2002. — Vol. 29, № 7. — P. 364–368.
38. Welsh J. A., Buchsbaum D. G., Kaplan C. B. Quality of life of alcoholics and non-alcoholics: does excessive drinking make a difference in the urban setting? // Qual. Life Res. — 1993. — Vol. 2, № 5. — P. 335–340.
39. Polak K. The evaluation of the quality of life among professional soldiers with diagnosed alcohol addiction syndrome // Psychiatr. Pol. — 2001. — Vol. 35, № 6. — P. 1057–1070.
40. Kraemer K. L., Maisto S. A., Conigliaro J., McNeil M., Gordon A. J., Kelley M. E. Decreased alcohol consumption in outpatient drinkers is associated with improved quality of life and fewer alcohol-related consequences // J. Gen. Intern. Med. — 2002. — Vol. 17, № 5. — P. 382–386.
41. Foster J. H., Peters T. J., Marshall E. J. Quality of life measures and outcome in alcohol-dependent men and women // Alcohol. — 2000. — Vol. 22, № 1. — P. 45–52.
42. Rudolf H., Priebe S. Subjective quality of life and depressive symptoms in women with alcoholism during detoxification treatment // Drug Alcohol Depend. — 2002. — Vol. 66, № 1. — P. 71–76.
43. Foster J. H., Marshall E. J., Peters T. J. Application of a quality of life measure, the life situation survey (LSS), to alcohol-dependent subjects in relapse and remission // Alcohol. Clin. Exp. Res. — 2000. — Vol. 24, № 11. — P. 1687–1692.
44. Rudolf H., Priebe S. Similarities and differences in subjective quality of life of alcoholic women // Psychiatr. Prax. — 1999. — Vol. 266, № 3. — P. 116.
45. Сосин И. К. Преформированные аксиомы классической наркологи // Архів психіатрії. — 2002. — № 4. — С. 51–59.
46. Лекции по наркологии / Под ред. Н. Н. Иванца. — М.: Нолидж, 2000. — 435 с.
47. Бажин А. А., Григорьев Г. И., Григорьев С., Литвинцев С. В., Мизерене Р. В., Юнкеров В. И. Оценка влияния некоторых предиктивных факторов на функцию сохранения состояния ремиссии при лечении алкоголизма методом эмоционально-эстетической психотерапии // Вестник психотерапии. — 2001. — № 7. — С. 80–92, 145.
48. Громыко Д. И. Уровни мотивации к лечению и их зависимость от клинико-психологических характеристик больных алкоголизмом. — Автореф. дисс. … канд. мед. наук. — СПб., 2002. — 22 с.
49. Ерышев О. Ф., Рыбакова Т. Г., Шабанов П. И. Алкогольная зависимость. Формирование, течение, противорецидивная терапия. — СПб.: ЭЛБИ-СПб, 2002. — 192 с.
50. Peele S. Why do controlled-drinking outcomes vary by investigator, by country and by era? Cultural conceptions of relapse and remission in alcoholism // Drug and Alcohol Depend. — 1987. — Vol. 20. — P. 81–155.
51. Пятницкая И. Н. Наркомании. — М., 1994. — 544 с.
52. Гузиков Б. М., Риббшлегер М., Ерышев О. Ф., Зобнев В. М. Принципы реабилитации больных алкоголизмом на различных этапах становления терапевтической ремиссии // Транскультуральные исследования в психотерапии. — Л., 1989. — С. 11–120.
53. Каюмов Б. П. Методология прогнозирования и стратегии социально-трудовой реабилитации больных алкоголизмом. — Автореф. дисс. … докт. мед. наук.
54. Гальперин Я. Г. Дифференцированная терапия алкоголизма в условиях стационара и некоторые особенности терапевтической ремиссии. — Автореф. дисс. … канд. мед. наук. — М., 1974.
55. Scholz H. Die Rehabilitation bei chronichen Alcoholismus. — Stuttgart, 1986.
56. Григорьев Г. И., Советная Н. В., Кузнецов Л. П. Оценка длительности ремиссии при лечении алкоголизма методом эмоционально-эстетической психотерапии // Вестник психотерапии. — 2001. — № 8. — С. 55–60, 145.
57. Шабанов П. Д. Руководство по наркологии. — СПб.: Лань, 2002. — 560 с.
58. Зеневич Г. В. Роль реабилитационных мероприятий при профилактике рецидивов алкоголизма // Реабилитация больных нервно-психическими заболеваниями и алкоголизмом. — Л., 1986. — С. 364–365.
59. Минко А. И. Прогнозирование эффективности лечения больных алкоголизмом // Международный медицинский журнал. — 1998. — № 3. — С. 104–105.
60. Мурыгин И. И., Кальной В. С., Меснянкин А. П., Полунин А. И., Бербицкий С. Я. Динамика патологического влечения к алкоголю с алкогольной зависимостью // Труды Астраханской государственной медицинской академии. — 2002. — Вып. 25. — С. 314–319.
61. Грабова М. И. Методика экспресс-оценки установки на трезвость при алкоголизме // Журнал прикладной психологии. — 2001. — № 2. — С. 18–22.
62. Swift R. M. Лекарственная терапия алкогольной зависимости // Обзор современной психиатрии. — 2001. — Вып. 3. — С. 61–70.
63. Finney J. W., Hahn A. C., Moos R. H. The effectiveness of inpatient and outpatient treatment of alcohol abuse: the need to focus on mediators and moderators of setting effects // Addiction. — 1996. — P. 1773–1796.
64. Крупицкий Е. М. Применение фармакологических средств для стабилизации ремиссий и профилактики рецидивов: зарубежные исследования // Вопросы наркологии. — 2003. — № 1. — С. 51–61.
65. Koob G. F., Le Moal M. Drug addiction, disregulation of reward, and allostasis // Neuropsychopharmacology. — 2001. — Vol. 24. — P. 97–129.
66. Rohsenow D. J., Monti P. M., Abrams D. B. et al. Cue elicited urge to drink and salvations in alcoholics: relationship to individual differences // Adv. Behav. Res. Ther. — 1992. — Vol. 14. — P. 195–210.
67. Anton R. F., Moak D. H., Lantham P. K. The Obsessive Compulsive Drinking Scale: a new method of assessing outcome in alcoholism treatment studies // Arch. Gen. Psychiatry. — 1995. — Vol. 53. — P. 576.
68. Littleton J. Acamprosate in alcohol dependence: how does it work? // Addiction. — 1995. — Vol. 90. — P. 1179–1188.
69. Руководство по наркологии / Под ред. Н. Н. Иванца. — М., 2002. — 504 с.
70. Тихоненко В. А., Покуленко Т. А. Основы профессиональной этики в психиатрии: принципы, нормы, механизмы // Этика практической психиатрии / Под ред. В. А. Тихоненко. — М., 1996. — С. 30–46.
71. Andreasson S., Hansagi H., Osterlund B. Short-term treatment for alcohol-related problems: four-session guided self-change versus one session of advice — a randomized, controlled trial // Alcohol. — 2002. — Vol. 28. — № 1. — P. 57–62.
72. Fuchs W. J., Riebenfeld D. Acamprosate and psychosocial intervention. An integrative treatment approach for prevention of alcohol dependent patients in Switzerland // Schweiz. Rundsch. Med. Prax. — 2002. — Vol. 91, № 17. — P. 735.

© «Новости харьковской психиатрии», 2004
editor@psychiatry.org.ua